Âλεκς Χοροψυλοβ, 42 - 15 июля 2008 05:54

Поговаривали, что Патрикеевна была вхожа в какую-то страшную секту, практикующую
животную жизнь и поглощение партнеров заживо. Нашелся странный свидетель, он же
и автор распространенных снимков, будто - бы подкупивший охранников загородного,
стоявшего в лесу, дома Патрикеевны, подсмотревший, что хмельного от шампанского
и лестных речей Колобка, она раздела донага и в чем мать родила, вернее выпекла,
поливала шампанским и засыпала белой пудрой. Слизывая пудру с шампанским с
молодого, цвета румяного хлеба, тела Колобка, она в выкрикивала какие – то слова
на странном языке, которые больше были похожи на сладострастный вой собаки на
полную Луну.
Хмельной и нагой Колобок читал ей нараспев какие-то стихи, то приближаясь, то
отходя от неё, но оставался непреклонен, вернее неподъемен. Патрикеевна ласкала
его, как могла, но тщетно - он не мог (или не хотел) дать ей то, чего хотела она
и у возбужденной, взвинченной нерастраченной страстью женщины, глаза сверкнули и
засветились каким-то зеленым, как у лисы в лунную ночь светом, и, сняв с себя
остатки красно – оранжевого белья, распустив свои длинные рыжие, ведьмовские
волосы, она закружила вокруг него в каком - то ужасном танце, постоянно
прикасаясь к его телу своим длинным, красным языком.
И даже вид красивого, в медно - красном загаре, возбужденно - ритмично
двигающегося женского тела, не смог придать ему страсти и заставить насытить её
изнывающее желанием животное естество. Несчастный, обмякший, будто
загипнотизированный, юноша стоял, не шелохнувшись, чувствую её горячее дыхание и
протяжное прикосновение мокрого, обжигающего языка по всему своему телу.
Обнаженная, она плясала вокруг него всё быстрее и быстрее, обвивая его своими
огненными волосами, пока немыслимой скоростью пляски и дикими взмахами волос она
не превратилась в кроваво – рыжий костер, полностью окруживший и поглотивший в
себя бедного Колобка.
Когда свидетель, в листве дерева на которое он взобрался, пришел в себя, то в
первых лучах утреннего солнца, через открытое окно второго этажа дома, увидал,
что на широкой кровати, поверх длинных, почти до ее колен, червонных волос,
раскинув звездой руки и ноги, обнаженная Алиса лежала, запрокинув через край
кровати, голову, прикрыв веки своих широких глаз, и блаженная, какая-то
наслаждено - сытая улыбка переливалась на ее губах. Изредка, быстрым движением
красного языка она облизывала сухие свои губы – сначала нижнюю слева направо,
затем верхнюю – справа налево.
Колобка нигде не было видно.